Бутромеевы и японская поэзия
часть 2 раздел 21 МАНЪЁСЮ
Исследование книги «Классическая японская поэзия»
под редакцией В. П. Бутромеева, В. В. Бутромеева, Н. В. Бутромеевой,
Москва, «Белый город», 2006 – 448 с.; ил.
В 21-ом разделе рассмотрим стихотворение со страниц 293-295 «копировального» труда Бутромеевых.
ПЕРЕЛОЖЕНИЕ — Н. И. Познякова «съ немецкого стихотворнаго перевода, а частью съ русскаго дословного подстрочника».
ПЕРВОИСТОЧНИК – книга «Японская поэзiя», Н. И. Позняков, М.: Издание Т-ва И. Д. Сытина, 1905 г, стр. 25.
АВТОР (по версии Бутромеевых) — «Неизвестный поэт».
Вот оригинальный текст перевода Н. И. Познякова:
«Ароматъ и краски те же,
Какъ и некогда, бывало…
Только, кто сажалъ деревья,
Ужъ того – увы! – не стало…
Ахъ, какъ скоро жизнь минуетъ,
За собою насъ маня!
Завтра снова солнце встанетъ,
Но – увы! – не для меня…».
«Японская поэзiя», Н. И. Позняков, М.: Издание Т-ва И. Д. Сытина, 1905 г, стр. 25,
который добротно скопирован Бутромеевыми.
Жаль, что под стихотворением Бутромеевы не указали русских и иностранных переводчиков. Проблема еще и в том, что Н. И. Позняков нигде не пишет, что текст первоисточника взят из Манъёсю. Доказать, что текст взят из Манъёсю, почти невозможно, так как первое четверостишие взято из Кокинвакасю:
851 При виде цветов сливы в саду, хозяина которого уже нет на свете
Вешней сливы цветы
сохраняют окраску былую
и былой аромат —
но того, кто сажал деревья,
не дано мне увидеть боле…
(Ки-но Цураюки)
«Кокинвакасю»: Собрание старых и новых песен Японии, т. 2, свитки VII-XVI, пер. со старояп. А. Долина, М.: «Радуга», 1995, с. 163.
Второе четверостишие может быть вольным переводом предыдущей танки:
850 Песня, сложенная при виде цветов вишни, что распустились лишь после смерти того, кто посадил это дерево
Человеческий век
короче цветения вишни —
разве думать я мог,
что вначале скорбеть придется
не о вешних цветах опавших?!
(Ки-но Мотиюки)
«Кокинвакасю»: Собрание старых и новых песен Японии, т. 2, свитки VII-XVI, пер. со старояп. А. Долина, М.: «Радуга», 1995, с. 163.
Впрочем есть танка со схожим смыслом всего стихотворения:
57 Под сенью цветущей вишни печалюсь
о своих преклонных годах
Тот же цвет, аромат,
как и прежде, у вишни цветущей,
только я уж не тот –
год за годом любуясь цветеньем,
постарел и переменился…
(Ки-но Томонори)
«Кокинвакасю»: Собрание старых и новых песен Японии, т. 1, свитки I-VI, пер. со старояп. и предисл. А. Долина, М.: «Радуга», 1995, с. 65.
Но, вероятнее всего автор оригинала все-таки Цураюки, так как за 9 лет до выхода в свет книги Познякова, в 1896 году, была издана книга «Китай и Япония в их поэзии» (С.-Петербург), в которой читаем:
«Кокинвакашу»
V.
Изъ Тсураюки.
Тотъ же запахъ, те же краски,
что и прежде я любил,
но ужъ нетъ того на свете,
кто деревья посадилъ.
Ахъ, какъ быстро жизнь проходитъ!
Завтра будетъ вновь сiять
солнце въ небе, но, быть можетъ,
мне ужъ солнца не видать!
с. 53
Пр. Б.
(По К. Флоренцу)
Итак, Бутромеевы, помимо того, что не указаны переводчики, ошиблись трижды: не указали японского автора, неверно посчитали, что текст взят из «Манъёсю», и не потрудились найти соответствующее танка в «Кокинвакасю».
«11» июня 2012 г Игорь Шевченко
г. Дубна
© Copyright: И.А.Шевченко, 2012
Свидетельство о публикации №112061105512
Бутромеевы и японская поэзия
часть 2 раздел 22 МАНЪЁСЮ
Исследование книги «Классическая японская поэзия»
под редакцией В. П. Бутромеева, В. В. Бутромеева, Н. В. Бутромеевой,
Москва, «Белый город», 2006 – 448 с.; ил.
В 22-ом разделе рассмотрим стихотворение со страниц 295-299 «копировального» труда Бутромеевых.
Вот оригинальный текст перевода Н. И. Познякова:
На смерть красавицы
Краска осеннихъ деревъ на лице ея нежномъ играла.
Стан ея строенъ былъ, какъ грацiозный бамбукъ на возморье.
Так вся фигура ея и дышала здоровьемъ и счастьемъ…
Могъ ли изъ насъ кто-нибудь ожидать безпощадной развязки?
Жизни ея, намъ казалось, конца и предвидеть нельзя бы…
Только роса, съ утра на’ землю павъ, осушается къ ночи;
Только туманы клубятся подъ вечеръ, чтобъ къ утру исчезнуть, —
Но уподобиться ей захотелось росе и туману…
Горько… Да, вчуже намъ горько, хоть мы не въ родстве были съ нею…
Какъ же должна глубока, безысходна быть скорбь ея мужа?
Бедный вдовецъ!.. Онъ въ тоске и отчаяньи руки ломаетъ
И, полный силъ молодыхъ, къ одинокому брачному ложу,
Съ плачем и стономъ взывая къ угасшей жене припадаетъ…
Но… не услышитъ она этихъ воплей и этихъ стенанiй:
Волей судьбы она где-то далеко, далеко –
Волей судьбы она стала навеки росой и туманомъ…
«Японская поэзiя», переложение Н. И. Познякова «съ немецкого стихотворнаго перевода, а частью съ русскаго дословного подстрочника», М.: Издание Т-ва И. Д. Сытина, 1905 г, стр. 22-23.
Этот текст господами Бутромеевыми был скопирован следующим образом:
АВТОР (по версии Бутромеевых) — «Неизвестный поэт».
На смерть красавицы
Краска осенних деревьев
На лице ее нежном
Играла.
Стан ее строен был,
Как грациозный бамбук
На взморье.
Т. е. каждая строчка Познякова превратилась в три. Лишь в одной строчке они заменили вопросительный знак на восклицательный:
Как же должна глубока,
Безысходна быть скорбь
Ее мужа!
А теперь я приведу профессиональный перевод Анны Глускиной:
217
Плач Какиномото Хитомаро о гибели придворной красавицы
Словно средь осенних гор
Алый клен,
Сверкала так
Красотой она!
Как бамбуковый побег,
Так стройна она была.
Кто бы и подумать мог,
Что случится это с ней?
Долгой будет жизнь ее,
Прочной будет, что канат,—
Всем казалось нам.
Говорят,
Что лишь роса
Утром рано упадет,
А под вечер — нет ее.
Говорят,
Что лишь туман
Встанет вечером в полях,
А под утро — нет его…
И когда услышал я
Роковую весть,
Словно ясеневый лук,
Прогудев, спустил стрелу.
Даже я, что мало знал,
Я, что мельком лишь видал
Красоту ее,—
Как скорбеть я стал о ней!
Ну, а как же он теперь —
Муж влюбленный,
Молодой,
Как весенняя трава,
Что в ее объятьях спал,
Что всегда был рядом с ней,
Как при воине всегда
Бранный меч?
Как печали полон он,
Как ночами он скорбит
Одиноко в тишине,
Думая о ней!
Неутешен, верно, он,
Вечно в думах об одной,
Что безвременно ушла,
Что растаяла росой
Поутру,
Что исчезла, как туман,
В сумеречный час…
«Манъёсю», т. 1, пер. А. Е. Глускиной, М.: «Наука», 1971, с. 154-155.
В примечании на с. 546 Анна Глускина дополнительно сообщает: «Песня посвящена гибели унэмэ из местности Цу уезда Киби провинции Битю, бросившейся в реку».
Вновь Бутромеевы не указали имен ни русских, ни иностранных переводчиков, и допустили серьезнейшую ошибку, не указав автора оригинального текста: Какиномото Хитомаро. По меньшей мере сомнительно разбиение текста на трехстишия.
«11» июня 2012 г Игорь Шевченко
г. Дубна
© Copyright: И.А.Шевченко, 2012
Свидетельство о публикации №112061107586
Бутромеевы и японская поэзия
часть 2 раздел 23 МАНЪЁСЮ
Исследование книги «Классическая японская поэзия»
под редакцией В. П. Бутромеева, В. В. Бутромеева, Н. В. Бутромеевой,
Москва, «Белый город», 2006 – 448 с.; ил.
В 23-ем разделе рассмотрим стихотворение со страницы 299 «копировального» труда Бутромеевых:
«Неизвестный поэт
Как?!
Этот лепесток,
Что час тому свалился,
Опять трепещется
И жизнью заиграл?
Гляжу – и что ж?
Куда я взором устремился!
Трепещет мотылек,
А лепесток… увял!»
Содран текст с перевода Н. И. Познякова:
«Какъ?! Этотъ лепестокъ, что часъ тому свалился,
Опять трепещется и жизнью заигралъ?
Гляжу – и что ж? Куда я взоромъ устремился!
Трепещетъ мотылекъ, а лепестокъ… увялъ!»
«Японская поэзiя», переложение Н. И. Познякова «съ немецкого стихотворнаго перевода, а частью съ русскаго дословного подстрочника», М.: Издание Т-ва И. Д. Сытина, 1905 г, стр. 22.
Позняков нигде не утверждает, что четверостишие из Манъёсю. Уровень этого стиха превосходит соответствующие пятистишия Манъёсю. Поэтам Манъёсю была еще недоступна игра типа жизнь-нежизнь или смерть-несмерть. Самое большое, что они умели это не только восхититься падающими листьями, но и сопоставить их с чувствами или с явлениями. Вот примеры из Манъёсю на эту тему:
3906
Цветы душистых слив, что опадают
На множестве деревьев здесь, в саду,
Как будто в небеса сперва взлетают
И наземь падают,
Как белый снег…
Отомо Якамоти
«Манъёсю», т. 3, пер. А. Е. Глускиной, М.: «Наука», 1972, с. 109.
4140
То не цветы ли белых слив,
Взращенных мною,
В саду на землю опадают ныне
Иль это хлопья снега, что весною
Остались и растаять не успели?
«Манъёсю», т. 3, пер. А. Е. Глускиной, М.: «Наука», 1972, с. 203.
4452
<Песня принца Асукабэ>
Девы юные идут по саду,
Волоча подол одежд жемчужных,
А в саду теперь
Осенний ветер дует —
И цветы все время падают на землю…
«Манъёсю», т. 3, пер. А. Е. Глускиной, М.: «Наука», 1972, с. 314.
4453
<Песня Отомо Якамоти>
О, сколько лунной, ясной ночью ни смотрю
На сад, где ветерок осенний
Порывом оборвав цветы,
Устлал их лепестками землю,
О, сколько ни смотрю — не наглядеться мне!
«Манъёсю», т. 3, пер. А. Е. Глускиной, М.: «Наука», 1972, с. 314.
Поэты Кокинвакасю продвинулись вперед, но лишь по пути сопоставлений:
297 Сложил, намереваясь отправиться собирать осенние листья в Северных горах
Где-то в горной глуши,
недоступные взорам прохожих,
облетают с дерев
мириады листьев багряных,
став парчовым нарядом ночи…
(Ки-но Цураюки)
«Кокинвакасю»: Собрание старых и новых песен Японии, т. 1, свитки I-VI,
пер. со старояп. и предисл. А. Долина, М.: «Радуга», 1995, с. 140.
299 Сложил при виде осенних листьев, когда жил в селенье Оно
Вдруг почудилось мне –
то листки со словами молений,
а не листья летят,
и тогда из хижины горной
потянуло опять в дорогу…
(Ки-но Цураюки)
«Кокинвакасю»: Собрание старых и новых песен Японии, т. 1, свитки I-VI,
пер. со старояп. и предисл. А. Долина, М.: «Радуга», 1995, с. 141.
468 Сёхо велено было сложить песню на тему о весне, обыграв смысл слова нагамэ («долгий дождь» и «созерцание»)
Долго-долго брожу
и смотрю, оторваться не в силах,
как с дерев лепестки
опадают дождем, улетают –
вслед за ними сердце стремится…
(Сёхо)
«Кокинвакасю»: Собрание старых и новых песен Японии, т. 2, свитки VII-XVI,
пер. со старояп. и предисл. А. Долина, М.: «Радуга», 1995, с. 48.
Понятно, что и поэтические турниры тех лет не могли дать столь глубокого стихотворения:
112 Неизвестный автор
Лишь только
Станут опадать
Осенние листья –
Ловите их рукавами,
Чтоб не ушиблись.
«Диалоги японских поэтов о временах года и любви. Поэтический турнир, проведенный в годы Кампё (889-898) во дворце императрицы», пер. с японского А. Н. Мещерякова, М.: Наталис, 2002, с. 127.
Как решить эту задачу? На помощь приходит знание того факта, что первые переводчики занимались переложениями «второй и третьей свежести», но никак не оригиналов. Одни и те же тексты переписывались с небольшими изменениями. И действительно, если поднять книгу Астона в переводе Мендрина, которая вышла годом ранее, то легко найдем первоисточник:
«Однимъ изъ более раннихъ писателей хайкай былъ Аракида Моритаке (1472-1549). Вотъ одно изъ его стихотворенiй:
«Я думалъ: павшiе цветы
Вернулись на ветви свои, —
Какъ глядь! мотыльки это были.»
«Исторiя японской литературы», В. Г. Астонъ, переводъ с англiйскаго Слушателя Восточного Института, подъесаула В. Мендрина подъ редакцiей и. д. Профессора Е. Спальвина, ВЛАДИВОСТОКЪ: Паровая типо-лит. газ. «Дальнiй Востокъ»,
1904, с. 221
В 1913 году это стихотворение вновь было перепечатано Мойчи Ямагучи:
«Что это? упавший цветокъ летитъ снова на ветку?.. Нетъ! то порхаетъ бабочка…»
Аракида Моритакэ, «Импрессионизмъ какъ господствующее направленiе японской поэзии», составил Мойчи Ямагучи, С.-ПЕРЕРБУРГ, 1913, с. 70
Если я не прав, пусть Бутромеевы найдут эту танку в Манъёсю. Но, учитывая крайнюю, если не сказать, запущенную форму непрофессионализма, это будет сделать нелегко. И до тех пор Бутромеевых можно называть «господами соврамши». Их соврамши распространяется на все: на имена русских и иностранных переводчиков, на автора оригинала. Удивительно как трехстишие в руках Бутромеевых стало девятистишием, т. е. увеличилось в три раза. Вот ведь шайтаны!
«13» июня 2012 г Игорь Шевченко
г. Дубна
© Copyright: И.А.Шевченко, 2012
Свидетельство о публикации №112061306820