Архив 22.03.2014.Загадки первых переводчиков хайямиады Часть 3. А. Е. Яворовский «ОМАРЪ-ХАЙЯМЪ» (1893)

Третьим переводчиком хайямиады вслед за Е. М. Белозёрским и В. Л. Величко был А. Е. Яворовский (18??-1???). Загадки начинаются от времени и места рождения и простираются на десятки лет, поэтому буду рад любой ссылке или указанию на книгу с автобиографическими сведениями. Могу лишь сообщить, что в журнале «Север» в номере 17 от 25апреля за 1893 год была опубликована песня-быль А. Яворовского, а в номерах 20-26 (май-июнь 1893) публиковалась его же историческая повесть «Тёмное дело».

Яворовский был первым, принципиально переводившим стихи Омара Хайяма в форме четверостиший (правда, с рифмовкой абаб)

Предлагаю читателям статью «ОМАРЪ-ХАЙЯМЪ», опубликованную 24 января 1893 года в четвёртом номере еженедельного литературно-художественного журнала «Север» на 223-224 страницах. От себя я добавил индексацию стихов и разместил сноску «(Энвери. Спб. 1883 г. пр. Жуковскаго)» сразу после цитаты.

 

 

«22» марта 2014 г                                                                               Игорь Шевченко

 

 

«СЕВЕРЪ».

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

ОМАРЪ-ХАЙЯМЪ.

 

Востокъ уже давно интересовалъ и все более и более интересуетъ европейское вниманiе. Насколько разнообразна и неисчерпаема роскошь его естественныхъ, матерьяльныхъ богатств, настолько причудливо и обширно царство восточной фантазiи, выросшей подъ зноемъ полуденнаго солнца, освещенной его яркими лучами. Литература Востока отличается именно этой фантастичностью, этимъ обилiемъ образовъ, нестесненныхъ границами условности: постоянныя, самыя смелыя метафоры служатъ излюбленнымъ способомъ выраженiя мысли. Сама мысль полна глубокаго философскаго содержанiя, или практически-житейской мудрости, заключая въ себе много такихъ сужденiй, съ которыми давно освоился Востокъ, и которыя значительно позже стали известны Западу.

Персидская литература является лучшей представительницей восточнаго творчества и по своей  обширности, и по  богатству содержанiя. Еще съ крестовыхъ походовъ началось ея изученiе въ Европе, но и по настоящее время сделано сравнительно очень немногое, а большая часть по-прежнему осталась въ неизвестности. Причина заключается, конечно, въ незначительности общенiя восточныхъ и западныхъ народностей и въ мало-распространенности персидскаго языка. Но на Востоке онъ, благодаря красоте своего звука, литературной обработке и образности, занимаетъ почетное место, и имена многихъ персидскихъ авторовъ пользуются широкой, вполне заслуженной популярностью.

Къ числу такихъ излюбленныхъ авторовъ принадлежитъ известнейшiй персидскiй поэтъ-философъ Гiиямъ-уддинъ Абульфатъ Омаръ бинъ-Ибрагимъ аль-Хайямъ. На основанiи многочисленныхъ изысканiй определено, что онъ жилъ въ конце XI-го и въ первой половине XII-го века христiанской эры и умеръ въ 1125 году. Отецъ Омара-Хайяма не обладалъ большими средствами, но темъ не менее озаботился дать сыну высшее образованiе, ради чего и определилъ его въ Нишапурскую академiю. Здесь Омаръ-Хайямъ особенно усердно занялся математическими науками, курсъ которыхъ онъ вскоре и блестяще закончилъ. Въ свою бытность въ академiи Хайямъ, между прочимъ, вступилъ въ тесный дружескiй союзъ съ Низамъ-уль-Мулькомъ и Хассанъ-ибнъ-Саббахъ, основателемъ, впоследствiи, фанатической, изуверской секты ассоссинитовъ или измаилитовъ, которую возненавидели даже сами правоверные за ея жестокость и разбойничью деятельность. Все эти три студента связали себя торжественнымъ обещанiемъ, что тотъ, кто первымъ изъ нихъ достигнетъ влiятельнаго положенiя въ свете, подастъ руку помощи другимъ двумъ и будетъ содействовать ихъ успеху въ жизни. Низамъ-уль-Мульку посчастливилось раньше другихъ: онъ сделался визиремъ и не замедлилъ исполнить свою клятву. Хассанъ-ибнъ-Саббахъ получилъ важную придворную должность: тоже самое было предложено и Омару-Хайяму. Но последний уклонился отъ почестей и просилъ только, чтобы онъ былъ обезпеченъ ежегоднымъ жалованьемъ, съ помощью котораго ему возможно было-бы посвятить все свое время излюбленнымъ занятiямъ математикой и астрономiей. Труды Омара въ этой области замечательны даже и въ настоящее время, особенно «алгебра», которую онъ посвятилъ своему верному другу и щедрому покровителю.

Какъ бы ни велика была слава Хайяма, какъ математика, но она не можетъ выдержать никакого сравненiя съ известностью и значенiемъ его поэтическаго генiя. Омаръ-Хайямъ стоитъ въ персидской литературе совершенно отдельно: онъ своеобразенъ и по содержанiю, и по форме своего стиха. Его творчеству принадлежатъ отъ 400-500 «рубаи», т. е. четверостишiй, которыя съ момента появленiя сделались сразу какъ-бы нацiональнымъ достоянiемъ, и нетъ перса, который-бы не зналъ имени ихъ автора. Эти четверостишiя интересны для насъ потому, что произведенiя чужеземной поэзiи открываютъ намъ часто совершенно новое мiровоззренiе, и потому, что «авторъ всякаго поэтическаго творенiя, сколько-нибудь заслуживающаго это имя, кроме собственнаго индивидуальнаго взгляда выражаетъ сознанiе своего народа, представляетъ собою отголосокъ времени, которое онъ переживаетъ и съ высшими интересами котораго связывается многими нитями, другими словами – кроме нравственнаго облика самого поэта, мы видимъ въ его произведенiяхъ отпечатокъ характерныхъ чертъ его времени).» (Энвери. Спб. 1883 г. пр. Жуковскаго)

Омаръ-Хайямъ былъ мистикомъ и пантеистомъ, онъ смотрелъ на мiръ, какъ на воплощенiе божества: и въ атоме, и во всей вселенной онъ подмечалъ единство божественнаго разума и потому проповедывалъ поклоненiе и уваженiе ко всему существующему. Въ каждомъ почти его четверостишiи заключается намекъ на божество, иногда Впрочемъ мало заметный европейскому читателю, но вполне понятный для восточнаго. По отношенiю къ общему духу творчества у Омара-Хайяма есть большое сходство съ другимъ персидскимъ поэтомъ Хафизомъ, но Хайямъ положительно выше его, нетолько по своей точности и простоте, но и по энергичности стиля. Омаръ, подобно другимъ поэтамъ, любилъ «въ саду красноречiя насаждать цветы риторики», и слогъ его отличается особой цветистостью. Онъ, часто, по отзыву известнаго немецкаго орiенталиста Эте, называется «восточнымъ Вольтеромъ», но последнiй никогда не писалъ ничего подобнаго этимъ глубокимъ и въ то же время игривымъ рапсодiямъ. Шопенгауэръ и другiе философы считаютъ Хайяма умереннымъ пессимистомъ. Хайямъ при жизни пользовался широкой популярностью и почетомъ и не разъ «на страницахъ его обстоятельствъ блистало солнце милости султанской».

Въ западной литературе Омаръ-Хайямъ несколько известенъ: у французовъ есть довольно полный (прозаическiй) переводъ его четверостишiй, сделанный Николаи; имеются и немецкiя изданiя. Знакомство съ Омаромъ у насъ еще только-что начинается: изредка его «рубаи» появляются на страницахъ нашихъ журналовъ, но передача четверостишiй редко бываетъ точной. Ниже помещенъ переводъ несколькихъ «рубаи», сделанный по самому точному персидскому тексту съ возможно-полнымъ соответствiемъ подлиннику.

 

  1. яв[0001]

Какъ бьешься ты, сердце! Кипучей волною

При каждомъ ударе вздыается кровь…

Душа! О, зачемъ одаренъ я тобою,

Когда это тело покинешь ты вновь?

 

  1. яв[0006]

Судьба все решила во дни мiрозданья,

И все, что свершилось, должно было быть;

Напрасны усилья, напрасны страданья:

Ничто мы не можемъ въ судьбе изменить.

 

III. яв[0005]

Подобно тюльпану, въ день Новаго года

Ты чашу наполни до края виномъ,

Живи, пока жить позволяетъ природа,

Подъ этимъ лазурнымъ небеснымъ шатромъ.

 

  1. яв[0002]

Какъ часто намъ душу смущаетъ сознанье,

Что мало свершили мы въ нашемъ пути,

Что поздно пришли мы, что тщетно страданье,

Что, дела не кончивъ, должны мы уйти…

 

  1. яв[0004]

Отъ бездны неверья до веры – мгновенье;

Мгновенна и жизнь, какъ мгновененъ и путь,

Которымъ насъ къ правде приводитъ сомненье…

Ты это мгновенье ценить не забудь.

 

  1. яв[0003]

Неверовать смело и верить свободно –

Вотъ въ чемъ моя вера… И только въ одно

Я верую слепо, какъ сердцу угодно:

Въ веселье, и въ радость, и въ смехъ, и въ вино!

 

А. Яворовскiй.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Добавить комментарий