Архив 09.04.-14.04.2014. Лучшие статьи о танка. Часть I «Очерк японской поэтики» Н. И. Конрад, 1924 г

Часть I-1. «Очерк японской поэтики» Н. И. Конрад, 1924 г

 

Постараюсь опубликовать хотя бы конспекты статей, показавшихся мне значимыми. Начнём со статьи Н. И. Конрада, написанной в 1924 году. Академик к ней не возвращался, но и не публиковал. После колебаний это сделала Н. И. Фельдман уже после смерти мужа в 1974 году. Так как на статью действует авторское право, то публикую конспект. Однако этот очерк заслуживает полной публикации.

Если же правообладатели сочтут, что конспект превышает законную норму цитирования, я готов убрать любую часть текста при первом требовании.

 

***********  шмуцтитул ************  шмуцтитул **********  шмуцтитул ***********

 

Н. И. Конрад

 

ЯПОНСКАЯ

ЛИТЕРАТУРА

 

От «Кодзики до Токутоми»

 

 

ГЛАВНАЯ РЕДАКЦИЯ

ВОСТОЧНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

МОСКВА

1974

 

********  страница 19 *************  страница 19 ************  страница 19 ********

 

ОЧЕРК ЯПОНСКОЙ ПОЭТИКИ

 

<…>

 

I.

<…>

********  страница 20 *************  страница 20 ************  страница 20 ********

<…>

Характер чистых метафор носят стандартные поэтические выражения вроде следующих: «снег на голове» (о седине), «роса на рукаве» (о слезах).

Вот стихотворение поэта VIII в. Хитомаро, целиком построенное на метафоре:

 

По морю небес

Волны облаков встают.

В них корабль луны.

Словно к гавани плывет

Он сквозь звездный лес.

 

Вот ещё образчик распространенной метафоры:

 

Бухту скрытую,

Сердце и любовь твою,

Как, каким путем,

Ах, каким шестом смогу

Бухту ту промерить я?

(Исэ, 32)

 

<…>

********  страница 21 *************  страница 21 ************  страница 21 ********

<…>

Приём олицетворения очень распространен в японской поэзии. Вот стихотворение Нарихира (поэт IX в.), сложенное им на рассвете, когда ему, не насладившемуся полностью любовью своей дамы, пришлось покинуть ее:

 

Мало, мало мне!

Рано уходить луне!

Что ж заходишь ты?

Хоть бы вы, о гребни гор,

Вы – не приняли луну!

 

Так и в стихотворении Хитомаро:

 

Я гляжу с тоской…

Вижу в влажном рукаве

Ты живешь, луна.

О, луна, поведай не,

Как живут там – в облаках?

 

Есть и большое количество стандартных метонимических выражений:

«длинный рукав» (нагасодэ) – вместо «аристократ»;

«высокий воротник» (хайкара; искаженное английское high collar) – вместо «франт», «франовство»;

«трижды три – девять» (сансанкудо) – вместо «свадьба» (объясняется тем, что на свадьбе брачащиеся должны три раза выпить по три чарочки сакэ).)

<…>

********  страница 22 *************  страница 22 ************  страница 22 ********

<…>

Но в классической поэзии есть другая группа эпитетов – обязательных. Здесь автор не властен: если он берет какое-либо определенное слово из числа строго установленных, то обязан употребить при нем так же строго установленный для данного слова эпитет. Эпитеты же эти весьма своеобразны.

Начать с того, что они должны состоять в основной своей группе из пяти слогов. Такое правило обусловлено тем, что эти постоянные эпитеты, носящие название макура-котоба («слова-изголовья») развились в древней поэзии, главным образом в танка, основанной на чередовании пяти- и семисложных строк. Эпитет занимает в танка обычно первое место, т. е. начальную строчку, а так как она состоит из пяти слогов, то и эпитет должен быть ограничен этим размером. Примером таких макура-котоба могут служить:

 

тихаябуру – для слова ками (бог грозный);

асибикино – для слова яма (гора тянущаяся, простирающаяся);

хисакатано – для слова амэ, сора (небо вечное);

сирануино – для слова Цукуси (название провинции; непереводимо).

 

Происхождение этих эпитетов настолько древнее, ход ассоциаций, приводящих к их образованию, настолько неясен, что даже лучшие толковые японские словари затрудняются раскрыть значение всех их.

Вторая специфическая черта макура-котоба: ставятся они исключительно по формальным соображениям, никак не влияя на тематическое развитие стихотворения. Отчасти это объясняется малопонятностью самого эпитета, больше же – явлением использования омонимичности. Последнее составляет вторую специфическую черту японской классической поэзии.

 

ПРОДОЛЖЕНИЕ  СЛЕДУЕТ

 

«9» апреля 2014 г

 

Лучшие статьи о танка

Часть I-2. «Очерк японской поэтики» Н. И. Конрад, 1924 г

 

Небольшое добавление с моей стороны.

Приёмы скрытой, «встроенной», омонимии, о которых рассказывает Конрад, встречаются и в наших современных трёхстишиях. Например, когда речь идёт о парковых культурах или об оном Макаре:

 

золотая пора –

облетают листки

с парковых сКУЛЬпТУР

Яна Полтарак, г. Санкт-Петербург

 

длинные МАКАРоны

забежал перекусить

мой снеговик

pol_doma из Кирова

 

Думаю, что относиться к этой статье нужно как к черновому наброску. И в трёхстишиях есть место омонимичным выкрутасам. Однако то, что позволено в сенрю, не всегда уместно в хайку.

ИШ

 

********  страница 22 *************  страница 22 ************  страница 22 ********

 

2

Использование омонимичности является одним из основных приемов. <…>  очень часто как омоним используется не все слово целиком, но лишь часть его, омонимичная с другим целым словом, или, наоборот, целое выражение, омонимичное одному слову.

Такие омонимы могут быть: 1) полные и частичные, 2) простые и сложные.

 

********  страница 23 *************  страница 23 ************  страница 23 ********

Примеры полных омонимов:

мацу – сосна; ждать;

наку – плакать; не быть;

суму – жить; быть ясным, чистым;

ёру – ночь; бьются о берег (о волнах);

ава – пена; пшено;

ками – божество; бумага;

фуми – письмо; ступать;

ю: — вечер; говорить.

 

Примеры частичных омонимов:

 

ава – пена; аварэ – печаль;

ва – колесо; варэ – я;

о – нить (особенно в словосочетании тама-но-о – «яшмовая нить»); омоу – думать.

 

Примеры сложных омонимов:

 

мирумэ – водоросль, миру – видеть и мэ – глаз;

нагамэ – смотрит (с тоской), нага – долгий, амэ – дождь.

 

Несколько другой состав в таких примерах:

варэкара – червячок, живущий в водорослях; варэ-кара – из-за себя;

Мино – название провинции, ми-но – мой;

Суруга – название провинции, суру га – делаю, но…

 

Возможно и совпадение части звуков одного с частью же звуков другого. <…>

Использование омонимов в танка считалось верхом и стилистического искусства, и поэтической красоты. <…>

Таково, например, стихотворение из «Исэ-моногатари»:

 

Оки мо сэдзу                              И не бодрствую,

Нэ мо сэдэ ёру-о                        И без сна томлюсь всю ночь.

Акаситэ ва                                  Так до утра я.

Хаару-но моно тотэ                   Ведь весна теперь, и я

Нагамэ курасицу                       Все смотрю тоскливо вдаль.

(Исэ,2)

 

<…> Благодаря слову нагамэ, означающему и «глядеть в тоске» и «долгий дождь», к нарисованной картине присоединяется

 

********  страница 24 *************  страница 24 ************  страница 24 ********

образ долгого дождя, который так часто бывает в Японии весной.

 

И не бодрствую,

И без сна томлюсь всю ночь.

Так до утра я.

Ведь весна теперь – и вот

Льется долгий, долгий дождь.

 

Перевод такого эффекта на русский язык в одном стихотворении вряд ли возможен, так как основное условие адекватного перевода в этом случае состоит не в том, чтобы ввести в одно стихотворение оба образа – «гляжу в тоске» и «долгий дождь», а в том, чтобы дать один, но двойственный, как едино и в то же время двойственно японское слово нагамэ.

<…>

<…> в одном эпизоде «Исэ-моногатари» герой вместе со своими спутниками во время странствий уходит далеко от столицы – от города, где все носят дорогие одежды. Они решают сделать остановку, сходят с лошадей и располагаются на отдых, при этом, сняв с себя верхние одежды, развешивают их на ветвях близрастущих деревьев. Дует ветерок… Все загрустили. <…>

 

Вижу: платья здесь,

Что привык я надевать,

Полы по ветру

Треплются! И грустно мне:

Как далеко мы зашли!

(Исэ, 8)

 

<…> вокруг них цвели цветы какицубата (японские ирисы); в этом названии пять слогов, пусть же танка будет акростихом. Автор блестяще справился и с этим заданием (если учесть, что слог ха в середине слова может произноситься как ба).

<…>

********  страница 25 *************  страница 25 ************  страница 25 ********

<…>

<…> следует знать, что в древней Японии ткани окрашивались примитивным способом <…> Такими тканями особенно славилась местность Синобу.

 

Касуга-но но                                  От фиалок тех,

Вака мурасаки-но                         Что здесь, в Касуга цветут,

Суригоромо                                   Мой узор одежд.

Синобу-но мидарэ                        Как трава из Синобу,

Кагири сирарэдзу                         Без конца запутан он.

(Исэ, 1)

<…>благодаря омониму синобу, означающему и название местности, и глагол «любить», стихотворение получает иносказательный смысл: фиалочки – это две девушки, которых герой неожиданно для себя повстречал в этом селении; спутанность узора превращается в метафору «волнения сердца»:

 

К этим девушкам,

Что здесь в Касуга живут,

Чувством я объят.

И волнению любви

Я не ведаю границ.

 

Различных типов подобного тематического использования омонимов настолько много, что описать их все, тем более в кратком очерке, невозможно. <…>

Омоним может быть использован для перехода, так сказать поворота от одной мысли к другой. Иначе говоря, это тот случай, когда одна фраза со своим содержанием заканчивается словом, омонимичным с другим, которое выступает как начало нового предложения. <…>

<…>

********  страница 26 *************  страница 26 ************  страница 26 ********

<…>

Другой способ формального употреблении омонимов – расстановка их по всей фразе не для того, чтобы дать дополнительный образ или ввести параллельный смысл, но просто чтобы окружить какое-нибудь слово текста подходящими ассоциациями.

Примером может служить следующее место из лирической пьесы «Ханъя»:

Мата тати каэру табигоромо ураяма сугитэ, Мино-но куни ногами-но сото-ни

цукиникэри.

Значит это следующее:

«Опять (мата) поднялся я (тати);

назад иду (каэру) в пути (табигоромо);

бухты, горы (ураяма) прошел (сугитэ).

Вот пришел (цукиникэри) в селение Ногами, что в провинции Мино».

«В пути» передано словом табигоромо. Для смысла достаточно одного таби, что, собственно, и значит «путь», «путешествие». Однако в поэтической лексике это слово обычно сопровождается словом коромо – «одежда», так что комплекс получает смысл – «в одежде путника», «путевая одежда», что употребляется в метонимическом смысле – «путь», «странствие».

И вот наличность такого традиционного для поэтической лексики вспомогательного здесь слова коромо вызывает ряд омонимов:

Тати – «подниматься», «вставать», «отправляться» и «роить» (об одежде).

Каэру – «идти назад» и «перелицовывать (одежду),

Ура – «бухта» и «изнанка» (одежды).

Мино – название провинции и «на теле» (об одежде).

Это нагромождение омонимов вовсе не создает нового, второго смысла, так что перевести фразу как-нибудь иначе нельзя; они поставлены только ради своеобразного эффекта: чтобы слушатель,

 

********  страница 27 *************  страница 27 ************  страница 27 ********

внимая основному смыслу, слышал как бы особый ряд слов, реющих вокруг слова «коромо» и сплетенных с ним ассоциативно; они идут словно позади ясного сознания, приобретая характер каких-то обертонов.

 

ПРОДОЛЖЕНИЕ  СЛЕДУЕТ

 

«10» апреля 2014 г

 

Лучшие статьи о танка

Часть I-3. «Очерк японской поэтики» Н. И. Конрад, 1924 г

 

Небольшое добавление с моей стороны.

Энго, о которых рассказывает Конрад, с моей точки зрения являются КОМПОЗИЦИОННЫМ ЦЕНТРОМ, т. е. сутью танка. Энго подобны общей строчке в трёхстишиях. Те, кто давно пишет трёхстишия, знают, что лучше, когда ключевое слово (в частности и общая строчка) будет скрыто. Однако, если суть танка женская, то трудно предположить, что женщина будет прятать красоту стана и лица. На примерах танка Конрад превосходно описывает этот приём.

Первая ассоциация, которая возникает у меня в связи с энго – лягушка Басё. Благодаря «несущественной» лягушке становится виден пруд, или иначе – где бы был пруд, если бы не лягушка и звук воды. Вторая – известный рефрен «кто был ничем, тот станет всем». Энго не только малозаметное, но ещё и зависимое, становится центром танка. Возникает ощущение, что танка — гимн вторящей Воле, красоте и идеалу.

Эту часть считаю настолько важной, что вынужден дать без сокращений.

ИШ

 

********  страница 27 *************  страница 27 ************  страница 27 ********

3

Вышеописанный способ употребления омонимов подводит еще к одному из главных стилистических приемов в области поэтической семантики – к так называемым энго – зависящим словам. Под этим наименованиям разумеются те слова, которые связаны с каким-нибудь понятием чисто ассоциативно; например, слово «вода» может вызвать такие ассоциации: течь, струиться, черпать, пить, плыть. Однако эти ассоциации бывают обычно не столько логическими, сколько поэтическими, т. е. нередко традиционными, условными. Так, если употреблено слово «роса», то где-нибудь поблизости должно стоять слово «исчезнуть» в силу прочной поэтической ассоциации «исчезнуть как роса» — о быстротечности человеческой жизни. При этом слово «исчезать» не должно быть соединено со словом «роса» — важно только, чтобы оно было поблизости. Точно так же наличность слова «луна» обусловливает появление где-нибудь поблизости в приложении к чему-нибудь совершенно иному слова «ясный» лишь потому, что словосочетание «ясный месяц» стало очень привычным. Такое энго может даже не быть самостоятельным словом, а входить в состав сложного слова. Вот пример:

 

Ито-ни ёру моно

наранаку-ни

вакарэдзи-но

кокоробосоку мо

омооюру канна.

 

«Из нити не сплетен путь расставанья безрадостным мне кажется».

В этой танка наличие слова ито («нить») требует энго хосой («тонкая»); и слово хосой здесь есть, но связано оно со словом кокоро («душа, сердце»), входя в состав сложного слова кокорохосоку, что значит «уныло», «безрадостно».

Вот еще один пример:

 

Кино: то ни

Кё: то кураситэ

Асукагава

Нагарэтэ хаяки

Цукихи нарикэри

 

«Скажешь вчера приходит сегодня Асугава течет быстро месяцы и дни идут»

В этой танка энго – кино: («вчера»), кё («сегодня») и асу («завтра»); последнее – часть названия реки Асукагава. Слово

 

********  страница 28 *************  страница 28 ************  страница 28 ********

хияки можно понимать – по его форме – как срединное сказуемое при Асукагава – «она течет и быстра», но можно понимать и как определение при цукихи («быстрые месяцы и дни»).

Зависящие слова такого типа можно назвать непостредственно зависящими. Употребительней второй тип энго, основанный не только на ассоциативных связях, но и на омонимичности. Сущность такого применения энго состоит в том, что автор употребляет какой-либо омоним в его первом значении, но вставляет в текст – не создавая нового смысла – какое-нибудь слово, ассоциативно связанное со вторым значением этого омонима. Вот пример:

 

Надо то кику                        Отчего, скажи,

Аигатамитомо                      Недоступной стала вдруг

Наринурану                          Взорам ты моим?

Мидзу морасэдзи то            Капли не пролить воды

Тигарисимоно о                   Ведь поклялись мы с тобой.

(Исэ, 28)

 

Кавалер жалуется, что его возлюбленная вдруг стала избегать свиданий с ним, несмотря на взаимные клятвы в верности. При чем же здесь образ «капли не пролить воды»? Дело в том, что катами – вторая часть сложного слова  аигатами («трудно повстречаться») – значит «решето». По-видимому, существовала клятва в таком роде: «Быть верным в любви так же трудно, как удержать воду в решете. Но мы сделаем невозможное: не дадим ни капли вылиться из решета!» Впоследствии выражение «капли не пролить воды» стало фигуральным обозначением неразлучности двух влюбленных.

Целиком построено на таком омониме и последующих энго другое стихотворение:

 

Мирумэ наки                                   Водорослей нет!

Вага ми-о ура то                              Бухтой стала я без них.

Сиранэбая                                        Отчего ж, рыбак,

Карэнадэ ама-то                              Неоступно бродишь все

Аси таюку куру.                              До изнеможенья ты?

(Исэ, 24)

 

Стихотворение начинается с омонима мирумэ, что значит и «водоросли», и «встреча», «свидание». Мирумэ наки может значить и «водорослей нет», и «свиданий не будет». Но значение «водоросли» вызывает энго: «бухта», «рыбак», придавая всему стихотворению аллегорический смысл. Контекст говорит о том, что дама хочет дать понять кавалеру, что ему незачем бродить вокруг ее дома в надежде встретиться с ней.

Частным случаем энго является использование их при употреблении числительных. Поясню это примером из лирической пьесы «Мацукадзэ»:

Цуки ва хитоцу … кагэ ва футацу … Мицу сио-но … ё мо;

Курума-ни цуки-о носэтэ.

 

********  страница 29 *************  страница 29 ************  страница 29 ********

«Луна! Одна она. Вот отражение – уже две их…

бьет полный (три) прилив… ночь… в тачке мы везем луну».

Числительные сначала выступают явно: хитоцу – «одна», футацу – «две»; потом в прикрытом виде: мицу – «полный» (о приливе) и «три», ё – «ночь» и «четыре». У японских стилистов это место вызывает восторженные отзывы.

 

ПРОДОЛЖЕНИЕ  СЛЕДУЕТ

 

«12» апреля 2014 г

 

 

Лучшие статьи о танка

Часть I-4. «Очерк японской поэтики» Н. И. Конрад, 1924 г

 

********  страница 29 *************  страница 29 ************  страница 29 ********

4

<…>

Надо думать, что те постоянные эпитеты – макура-котоба, о которых шла речь выше, в эпоху создания древней поэзии имели прямой смысл обычного эпитета. Но с течением времени они утратили свое реальное значение и превратились в некую формальную принадлежность поэтической речи, перестав определять то слово, к которому относятся. Поэтому оказалось возможным, что, например, эпитет асибикино, генетически связанный со словом «гора» («яма»), стал прилагаться к любому звуковому комплексу «яма» независимо от того, что он значит, и даже независимо от того, отдельное это слово или часть другого. Эпитет карагоромо был связан со словом кину – «шелк»; так как в этом слове главную семантическую роль играет слог ки – от глагола киру – «надевать», то эпитет стал прилагаться и к этому глаголу, а впоследствии – почти к любому слову, начинающемуся с ки. Такие случаи употребления макура-котоба непереводимы.

В близкой связи с макура-котоба стоит еще один прием, буквально называющийся «предисловие», «предварение», — дзё. Он состоит в том, что какому-либо слову предшествует целое выражение, не имеющее никакой смысловой связи с темой предложения, а относящееся только к этому слову. Получается своего рода распространенный эпитет с характерной особенностью постоянных эпитетов, т. е. с возможностью быть поставленным не только перед словом, но и перед слогом, а также перед омонимом – не в том значении, в каком он употреблен в предложении. <…>

<…>

********  страница 30 *************  страница 30 ************  страница 30 ********

<…>

Вот пример такого дзё в танка из «Манъёсю»:

 

Асибикино                      Как фазана хвост,

Ямадори-но о-но            Длинный хвост фазана с гор,

Сидари-о но                    С гор, что тянутся,

Нагакинага ё-о               Тянется и ночь… Ужель

Хитари ками нэму          Мне одной придется спать?

 

Все до слова нагакинага («длинная-длинная» — о ночи — ё) это «предисловие» к последующему. Асибикино – к слову яма в составе слова ямадори («фазан»), а ямадори – определение к слову о («хвост», «хвост фазана»), а слово о – определение к слову сидари-о («длинный»); в японском языке есть такой тип определений, смысл которого примерно «из хвостов длинный», т. е. «длинный хвост». Никакого сравнения в японском стихотворении нет – это сравнение введено только в перевод для создания того логического смыла, который обязателен для русского стихотворения и которого как раз нет в японском.

<…>

********  страница 31 *************  страница 31 ************  страница 31 ********

<…>

Кадзэ фукэба               Ветер дунет – волн

Окицу сиранами         Гребни белые встают…

Тацута яма                   Тацута гора,

Ёха-ни я кими-га.        Милый друг не в эту ль ночь

Хитори коюрану          По тебе бредет один?

(Исэ, 22)

 

Так говорит дама, думая о своем возлюбленном, отправившемся в далекий путь, где ему нужно перейти виднеющуюся вдалеке гору. Гора эта именуется Тацута. Два первых слога тацу значат «вставать, вздыматься», что часто говорится о волнах. Волны же вздымаются при ветре. Таким образом, первые две строки – самый чистый вид «предисловия», дзё, не «к горе», а лишь к двум первым слогам ее названия. И «предисловие» это не находится в смысловой связи с последующими тремя строками.

<…>

Все изложенное выше относительно использования семантической стороны слов представляется наиболее своеобразным явлением в японской классической поэзии. Приведенный обзор отнюдь не претендует ни на полноту, ни на разработанность хотя бы отдельных вопросов. Описание это имеет одну задачу: сообщить только самые основные понятия, чтобы можно было уяснить себе характерные черты того, что в Японии считается в классической поэзии «искусным», «красивым» в области стиля.

 

ПРОДОЛЖЕНИЕ  СЛЕДУЕТ

 

«14» апреля 2014 г

Добавить комментарий