Недавно меня спросили – как я оцениваю технический уровень лучших хайку на русском языке? Иначе говоря, есть ли резервы роста у лучших русскоязычных авторов? Вопрос показался мне достаточно актуальным, и я пообещал осветить этот вопрос в статье. Начну издалека.
С первого по восьмой классы я провёл в интернате. В распорядке дня самым неприятным был так называемый ежедневный сончас с 15 до 16 часов. Частенько нас наказывали субботним сончасом с 15 до 17 часов. Все должны были лежать с закрытыми глазами. По природе я безвредный хулиган. Видимость примерного мальчика я создавал тем, что, закрыв глаза, играл сам с собой в шахматы и не только. Я выдумывал интеллектуальные игры, темой которых были шокирующие меня сведения, полученные на утренних занятиях по математике, русскому, физике и т.д. Иногда я даже заводил тетрадки, чтобы записать свои рекорды. Игра, однажды родившись, была обречена жить на сончасах. Однажды я узнал удивительный факт: буквы «ж», «ш», «ц» всегда твёрдые, а – «ч», «щ», «й» – мягкие. Отчего-то я решил, что одни холодные, а другие – горячие. Так появилась игра в доктора слов. Нормальная температура – 36.6. Мягкие – температуру повышали, а твёрдые – понижали. Скажем, слово «женьшень» имело нормальную температуру [жэн’шэн’], так как две холодные согласные уравновешивались двумя горячими. А вот – «жижица», «шашечным» – холодные рекордсмены, температура у них на три градуса ниже. И что-то я не помню, чтобы температура опускалась на четыре градуса. Таким словам я прописывал окружение из тёплых слов.
И вот тогда я впервые столкнулся с проблемами между написанием и произношением. Выяснилось, что мягкий знак на конце глаголов – стоишь, спишь…– стоит для отвода глаз, просто так, как рудимент. Но, самое главное, есть слова-колебания. Например, «жужжит» можно произнести и [жуж’ж’ит], и [жужжыт]. Вероятно, правилом является само колебание, т.е. неопределённость. Расхожая фраза – из любого правила есть исключения – лишь подтверждает это.
Языковые колебания (омонимия, омофония, и другие «омо») являются отражением колебаний смысловых, смысловой неопределённости. Вот незаметно мы сформулировали и цель хайку.
Теперь вернёмся к вопросу о технике современных авторов. Внизу, так сказать, фундаментом, опорой являются переводчики. Они легко переводят с японского десятки и сотни трёхстиший, схватывая лишь «правильный», вполне определённый уровень стиха-оригинала. Назовём этот уровень нулевым или базовым. Следующим, первым, уровнем будет гармоничное использование одного «омо». Думаю, есть десять авторов, которые с успехом это делают. Но уже второй уровень, когда используются два «омо», пока им не под силу. Вероятно, по причине сознательного необыгрывания склеек, скажем, «на встречу» и «навстречу». Первый уровень взят поэтами лишь по причине осознанного стремления к отсутствию знаков препинания. Замечу, что авторы здесь шли впереди редакторов газет и журналов, которые воспринимали это безобразие как выпендрёжную блажь нового жанра или, в лучшем случае, как дань японской традиции. Второй уровень следует из культуры чтения хайку как потока символов, которые могут соединяться и разъединяться не по правилам написания.
Скажем, выбирая название для статьи из красивых слов – «сердце», «дыхание», «жизнь» – я остановился на грубом слове, но верном по сути: «кол-****ие».
Здесь мы касаемся ещё одной проблемы судейства. Одно дело судить конкурсы в журнале «Поэзия» с подготовленной аудиторией, и совсем другое – в ином издании. Парадокс заключается в том, что верхние места там занимают – не сильнейшие в техническом смысле, а стихи понятные, базовые. Замечу, что стихи второго уровня невозможно прочесть вслух без потери одного из смыслов.
Правда, вынужден ещё раз констатировать, что этот, второй, уровень нами пока не взят. Примером японского стиха второго уровня является «лягушка» Басё с двумя «омо»: «старопрудие/старый пруд» [фуруике/ фуру ике] и «частицей одновременного действия/восклицанием «О!»[я]. По этой причине первая строчка у Басё и является сердцем, дыханием стиха.
«6» июля 2015 г Игорь Шевченко
г. Дубна