Улыбка Басё
Сесть за клавиатуру меня побудила статья alexeyfan «Почему Иса?» http://www.haiku-konkurs.ru/works.php?hid=15451, в которой автор раскрывает свое отношение к конкурсной подборке стихов поэтессы. Такие стихи в прозе подкупают своей искренностью или авторской честностью. При этом не возникает желания спорить или что-то доказывать, так как все скреплено любовью и уважением одного автора к творчеству другого.
А как быть, когда миллионы читателей любят одного автора и при этом выделяют одно ключевое произведение? Любовь – болезнь часто заразная, но вот беда, несмотря на зачитанные до дыр всевозможные исследования, меня эта болезнь обошла стороной. При этом если меня спросят, скажем, Вера Маркова любила японскую поэзию, отвечу – ДА! Думаю, что любила искренне, честно и всем сердцем. Именно поэтому в своей статье хочу не принизить чью-то роль, а дополнить и углубить сделанное другими тем, что дорого мне.
В 1961 году к семидесятилетию академика Николая Иосифовича Конрада в издательстве «Восточной Литературы» вышел сборник «Китай. Япония», утвержденный к печати Институтом народов Азии Академии наук СССР. Сборник примечателен не только выдающимися авторами (Е. М. Пинус, Н. И. Фельдман, И. В. Головнин и др.), но и принципиальной статьей Веры Марковой «Стихотворение Басё «Старый пруд». В этой статье знаменитой переводчицей помимо прочего дан подстрочник известнейшего хайку Басё и его интерпретация.
«Стихотворение «Старый пруд» было новаторским для своего времени, в нем проявил себя новый поэтический стиль, известный в истории развития жанра хайку как стиль Басё (сё:фу:). Для полного понимания трехстишия «Старый пруд» надо познакомиться хотя бы в самых общих чертах с особенностями этого стиля.
Старый пруд заглох.
Прыгнула лягушка.
Слышен тихий всплеск.
перевод Н. И. Конрада
Приведем текст в подлиннике и подстрочном переводе:
Фуруикэ я Старый пруд.
Кавадзу тобикому Лягушка прыгает [в воду], —
Мидзу-но ото Всплеск воды.
Стихотворение представляет собой классический образец хайку. Основной его ритм создается чередованием двух пятисложных стихов и одного семисложного по схеме 5-7-5, т. е. в нем всего 17 слогов.
Подстрочник не вполне передает синтаксическое строение оригинала. Предложение «кавадзу тобикому» (лягушка прыгает) стоит в позиции определения перед словом «мидзу» (вода), следовательно, второй и третий стих тесно связаны между собой.
Первый стих, состоящий из одного сложного слова (фуруикэ), интонационно выделен восклицательной частицей «я», что, согласно традиционной поэтике хайку, придает этому стиху большую эмоциональную нагрузку.
В стихотворении всего пять слов и два формальных элемента. Слова – почти все имена существительные. Единственный глагол (тобикому) в конце второго стиха: напряженность действия возникает и сразу же вновь снимается, затухает.
Стихотворение построено в одной тональности, звуки в нем повторяются, особенно часто употребляется гласный «у». Басё сказал в разговоре с одним из своих учеников: «Стихотворение тогда превосходно, если его можно легко (сурасура) произнести с начала до конца («Масаока Сики дзэнсю»).
Звуковая гармония «Старого пруда» так совершенна, что создает впечатление полной свободы, даже импровизации. Оно как будто «сказалось само собою», а между тем это далеко не так.
Традиция хайку требовала, чтобы в пейзажной зарисовке обязательно указывалось время года. Для этого была разработана система так называемых «сезонных слов». Лягушка здесь – «весеннее слово». Кстати сказать, в японской поэзии такие слова, как лягушка, не звучат как «низкие» и не создают комического эффекта. Это лишний раз показывает, что так называемая поэтичность всегда очень условна.
Стихотворение было напечатано в августе 1686 г. в сборнике «Харуно хи» («Весенний день»), составленном учеником Басё поэтом Какэй. Не совсем ясно, когда оно было сочинено. Возможно, весной того же года, не исключена и более ранняя дата. Поэт изобразил реальный пейзаж: маленький пруд возле так называемой «банановой кельи» в бедном предместье г. Эдо (Токио) – Фукагава. Возле хижины было посажено несколько банановых деревьев (отсюда ее название). Слово басё:-ан, сокращенно басё: (банановая келья) стало литературным псевдонимом поэта, вытеснив его прежние прозвища и подлинное имя – Мацуо Мунэфуса. В этой хижине Басё отдыхал в промежутках между своими путешествиями по Японии. По примеру поэтов древности он ценил уединение, но не превращал его в бегство от мира.
В стихотворении «Старый пруд» рисуется уединенное место, далекое от людского шума. Тишину нарушает громкий всплеск, но тем самым только усиливается ощущение безмолвия.
В XV строфе седьмой главы «Евгения Онегина» есть строки:
Был вечер. Небо меркло. Воды
Струились тихо. Жук жужжал.
Так Пушкин изобразил тишину вечера. Это было тогда поэтической новинкой, поразившей читателей и даже вызвавшей насмешки некоторых критиков.
Поэт Сико рассказал, как Басё работал над «Старым прудом». Сначала была найдена главная деталь картины: всплеск воды от прыжка лягушки. Поэт Кикаку предложил сделать первым стихом «ямабуки я» (ямабуки – ярко-желтый цветок, растущий у воды), но Басё решительно отверг этот вариант, и можно догадаться почему: образ желтых цветов ямабуки разрушал единство настроения («Басё дзитен», Токио, 1959, стр. 428). Басё вообще вводил в одно стихотворение минимальное число деталей, не более двух. Они должны были составлять одно целое. Несколько контрастных элементов – достояние более поздних поэтов (например, поэта XVIII в. Бусона). Басё говорил своему ученику: «Хокку нельзя составлять из разных кусков, как ты это сделал. Его надо ковать как золото» (См. «Масаока Сики дзэнсю», стр. 390).
Наконец, после долгих поисков было найдено сочетание «Старый пруд», наиболее отвечавшее задаче, которую поставил перед собой Басё.
с. 230-231
<…>
«Считается, что новый стиль сё:фу: окончательно сложился к 1681 г., когда Басё написал свое знаменитое стихотворение об осеннем вороне («Японские трехстишия», М., 1960, стр. 101. Перевод с японского В. Марковой). Оно уступает по своей популярности в Японии только, пожалуй, стихотворению «Старый пруд».
Известный японский литературовед Игараси так трактует некоторые хайку Басё:
«Услышав, как всплеснула вода, когда прыгнула лягушка, он хотел бы скрыться в глубине подернутого зеленой ряской заглохшего пруда; он неподвижно стоял в прохладной тени ивы, наблюдал, как высаживали рисовую рассаду, пока все поле не покрылось ростками; он видел, как ворон сидит на мертвой ветке, и в нем рождалось такое чувство, будто он сам застыл в одиночестве где-то в сумеречном небе осени; блуждая взглядом в просторах бухты Сума, он терялся в них; скорбя над могилой друга, он сравнивал свой стон со стоном осеннего ветра; глядя на прозрачную росу, он думал о том, что она омоет нечистоту дольнего мира; перед густыми летними травами на старом поле битвы он скорбел о том, что эти травы – все, что осталось от гордых мечтаний древних воителей, шлемы которых были украшены рогами наподобие улитки…» (Игараси, История японской литературы, Токио, 1912, стр. 556)
с. 233
<…>
«Прочтем теперь снова стихотворение «Старый пруд». Мы увидим, что в нем полностью воплощены основные принципы стиля сё:фу:. Центральный образ стихотворения с большой силой вызывает чувство «саби», и в то же время поэт нарисовал вполне реальную картину, умело отобрав конкретные детали. Поэзия Басё всегда удивительно конкретна, несмотря на то что философский подтекст ее очень глубок. В ней нет эпигонской книжности и условности. Басё смотрит на мир зорким взглядом и видит то, мимо чего проходят другие.
Немудрено, что «Старый пруд» вызвал удивление и восхищение современников и стал нарицательным для слова хайку вообще. Подтекст этого стихотворения раскрывается нелегко. И все же нет японца, который о нем бы не слышал. Это трехстишие принадлежит к шедеврам японской поэзии».
с. 234-235
Вот несколько иная точка зрения на сущность хайку Басё:
«старопрудие(первочтение)/старый пруд(второчтение)
распрыгавшиеся лягушки и одномоментный
звук воды (позволяет увидеть «старый пруд», т. е. переход на вторую часть первой строчки)
По мотивам Басё
Мое понимание этого хайку основано на интерпретации Алескандра Биркле. Итак, распрыгавшиеся лягушки и параллельный звук воды (всплеск) заставляет автора увидеть вместо «старопрудия» — «старый пруд». В этом рекурсия (т. е. изменение направления). Сбалансированность в том, что непонятно, существенна или несущественна лягушка, обратившая внимание автора на «старый пруд»?»
http://stihi.ru/2012/08/20/9344
Почему эта интерпретация мне ближе?
I. Она убедительнее с точки зрения перевода:
а) «Фуру» — старый, «икэ» — пруд. Значит «фуруикэ» — топоним, «старопрудие», а «фуру икэ» — старый пруд;
б) «я» — это не только «о!», но и частица одновременного действия;
в) «кавадзу» — это не только «лягушка», но и «лягушки»;
г) «тобикому» — глагол не в прошедшем времени, и к воде не имеет отношения;
д) определением к «звуку воды» стоит, и дает так называемую 4-ую строчку, в которой обозначена, но КОСВЕННАЯ (неявная) связь прыгающих лягушек и всплеска;
е) никаким образом «звук воды» — не «громкий всплеск», как пишет Вера Маркова в комментарии «тишину нарушает громкий всплеск», это противоречит и переводу Конрада: «слышен тихий всплеск».
II. Показывает и объясняет технические «навороты» стиха.
Старопрудие – спокойное место, КОСВЕННО настраивающее струны души на связь времен, без охов и ахов. Явно видны лишь прыгающие лягушки и одновременно еле улавливается звук воды. И вот только теперь ОХ!!!, да ведь пруд-то жив! Автор всматривается и видит то, что до этого было лишь в подсознании. Лягушка, конечно, мелочь, но именно она стала причиной (сезенем) видения пруда.
III. Проявляет красоту смыслового веера.
Если представить всплеск от прыжка лягушки в виде буквы «V», то что-то также «прыгает» в языковой океан, порождая омонимию, исходящую из одной точки в точности совпадающих звуков и расходящуюся из нее разнообразным смысловым веером. Представляется, что именно символ «V» является знаком хайку Басё. «V» — обозначает римскую цифру пять, объем, скорость. Но может, это символ вдохновения, рождающего божественную музыку, бессмертные полотна и немеркнущие поэтические строчки?
В чем я вижу причину неспособности разобраться в жанре хайку? Прежде всего, в мировоззрении. Так как, на мой взгляд, все фрактально, т. е. самоподобно, то можно на любом примере из жизни показать сущность разных взглядов. Итак, представим женщину в виде электрической розетки, а мужчину, скажем — вилки от утюга. Эпизодически вилку втыкают в розетку. Через них идет ток, разгоряченным, им приятно. Мир вокруг преображается, хочется петь, танцевать и писать стихи. Это мир вилок и розеток, наш человеческий мир. Но можно заметить, что кто-то гладит утюгом, и вообще далек от тихих «всплесков» вилочно-розеточных радостей, будто их нет и не было никогда.
Охи и ахи существуют на уровне вилок и розеток, но есть другой мир и дорогу туда указывали многие и многое, в том числе и хайку Басё.
«22» октября 2012 г Игорь Шевченко
г. Дубна
© Copyright: И.А.Шевченко, 2012
Свидетельство о публикации №112102201389